4. В разделе «Исторические воззрения летописца» Ключевский очень четко показывает, что наш летописец демонстрирует в своих работах дихотомию мышления, привносимую на Русь в качестве нового образца, мир становится поделен на поганых и христиан, поэтому едва ли не священной провозглашается борьба, война между людьми. Но, главное, при этом подменяется образ бога: который «попускает   поганым торжествовать над нами не потому, что их любит, а потому, что нас милует и хочет сделать достойными своей милости, чтобы мы, вразумленные несчастиями, покинули путь нечестия… Бог казнит рабы своя напастьми различными, огнем и водою и ратью и иными различными казньми; хрестьянину бо многими напастьми внити в царство небесное!». Для подтверждения этой новой идеологии летописец вводит небесные знамения, фактически как казнь бога. «Так, - пишет Ключевский – летописец является моралистом, который видит в жизни человеческой БОРЬБУ ДВУХ НАЧАЛ, добра и зла, провидения и диавола, а человека считает лишь педагогическим материалом, который провидение воспитывает, направляя его к высоким целям, ему предначертанным».  

Но, тем не менее, у Ключевского мы встречаем уже не однополярный взгляд на историю, как у Карамзина, а, по крайней мере, более объективный. Именно он вспоминает имя историка Забелина (автора «Истории русской жизни с древнейших времен»), открывшего, что исторически славяне искони заселяли русскую равнину и  существовали задолго до рождества христова и к моменту описываемых в летописи событий имели довольно развитый общественный строй. Следовательно, не было никакой дикости, темности и звериного образа жизни. Была подмена истоков.

5. Ключевский опровергает довольно безапелляционное мнение Карамзина о том, что «Междоусобие и внутренние беспорядки открыли славянам опасность и вред народного правления». Народным такое решение не было. Это был военный силовой переворот, когда князья – по сути, наемники, призванные для охраны поселений, сначала принимали дарственное кормление, потом стали требовать его в качестве дани, а вскоре заявили о своих политических правах на владычество землей и людьми.  Именно князья и с дружинами рубили оборонительные крепости, ставшие прообразом городов. Именно они осуществляли набеги на соседние племена и тем провоцировали постоянную военную угрозу для своих хозяев. Именно они превратили военную службу из вспомогательной и обеспечивающей наемной подмоги  во власть. Они же обеспечили и централизацию власти. Поэтому первые формы государственности Руси произрастали из группировок военно-промышленного класса.

Заметьте, исходя из таких фактов в мировой истории, стало использоваться клише – образование государства связано с войной, внешним врагом, постоянной опасностью и постепенным переходом от созидательного к оборонительному и наступательному образу жизни.  Война становится причиной консолидации народов, единственным способом их выживания в форме напряжения сил и перенесения тягот и проявления в этом состоянии якобы своих наилучших качеств.

Характеристику такой идеологии прекрасно дал М.Салтыков-Щедрин, описывая от имени градоначальника города Глупова Бородавкина понимание «цивилизации»: 

«Бородавкин понял, что для  политических  предприятий время еще не наступило и что ему следует ограничить свои  задачи  только так называемыми насущными потребностями края. В числе этих  потребностей первое место занимала, конечно, цивилизация, или, как он  сам  определял это слово, "наука о том, колико каждому Российской  Империи  доблестному сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".[1].

Это клише – угрозу национальной безопасности и якобы объективное требование «затянуть пояса», поднапрячься, «догнать и перегнать»  -  с лихвой использует и российская история, его с радостью берут на вооружение современные политики – оно становится якобы панацеей от раздробленности страны, фактором роста самосознания народа и сплочения нации. Наши политики буквально ностальгируют по Великой Отечественной войне, когда вся страна сжалась в «кулак» и была предельно управляема из единого центра.   

Мы как-то незаметно  привыкли к выводу о том, что «Государство становится возможно, когда среди населения, разбитого на бессвязные части с разобщенными и даже враждебными стремлениями, является либо вооруженная сила, способная принудительно сплотить эти бессвязные части, либо общий интерес, достаточно сильный, чтобы добровольно подчинить себе эти разобщенные или враждебные стремления. В образовании Русского государства принимали участие оба указанных фактора…»[2]. Но мы забываем, что так формируются, прежде всего, ИМПЕРИИ, а в основании их лежит СИЛА.

Поэтому я соглашусь со Столыпиным, который воспитывался, как и все русское дворянство на традициях монархии, в том, что «собственность имела всегда своим основанием силу», но ни в коей мере не соглашусь с ним в том, что за СИЛОЙ всегда «стояло и нравственноё право». Сила всегда безнравственна. И если великий реформатор признает, что  «Сила власти  должна заключаться в силе права, а не в праве силы", а сила права выводиться из подмены захвата власти якобы договором о добровольном призвании князей, то грош цена такой власти и такому праву.

Поэтому я не соглашусь и Владиславом Сурковым[3] о том, что фундаментальная  данность (восприятие целого, как основа нашей культуры, это верно) наделяет российскую политическую практику стремлением «к политической целостности ЧЕРЕЗ ЦЕНТРАЛИЗАЦИЮ ВЛАСТНЫХ ФУНКЦИЙ.», «Сильная центральная власть на протяжении веков собирала, скрепляла и развивала огромную страну», «В наши дни смещение власти к центру  стабилизировало общество, создало условия для победы над терроризмом и поддержало экономический рост», «… наличие могущественного властного центра и сегодня понимается большинством как гарантия сохранения целостности России, и территориальной, и духовной, и всякой».

Это старое  клише, служащее для оправдания существования самой власти. Представьте себе службу охраны на современной фирме, которая постоянно ищет повода возвыситься и сама провоцирует поводы к укреплению и развитию своих сил. В ход могут пойти и подставы, и ложная тревога, и нанятые нарушители. Так обслуживающий, второстепенный  персонал становится руководством, а основная деятельность фирмы отодвигается на второй план. Более того, она утрачивает равновесие для творчества и созидания, она держится в постоянном страхе потерять то, что имеет. Процветает при этом только вооруженная сила.  

Поэтому я соглашусь с Карамзиным: «Что произвело феномен столь удивительный в истории? (Имеется  виду призвание варягов на Русь – Н.П.). Пылкая, романтическая страсть наших первых князей к завоеваниям и единовластие, ими основанное на развалинах множества слабых, несогласных держав народных, из коих составилась Россия. Рюрик, Олег, Святослав, Владимир НЕ ДАВАЛИ ОБРАЗУМИТСЯ ГРАЖДАНАМ В БЫСТРОМ ТЕЧЕНИИ ПОБЕД, В НЕПРЕСТАННОМ ШУМЕ ВОИНСКИХ СТАНОВ, ПЛАТЯ ИМ СЛАВОЮ И ДОБЫЧЕЮ ЗА УТРАТУ ПРЕЖНЕЙ ВОЛЬНОСТИ, бедной и мятежной.»[4]      Но не настолько была бедной и мятежной вольница славян, насколько стремительной стала погоня князей  и дружин за внешней угрозой для оправдания собственного произвола. Здесь возвышалась уже жажда власти, которую вовремя не досмотрели.

Постоянная военная угроза и требование организованной безопасности и по сей день являются важнейшей задачей любого государства и стоящей у руля власти, задачей самосохранения. Для этого нужен образ врага, для этого идеальным средством признается империя. Но и в нашу демократию это клише внешней угрозы пробивает себе дорогу. Для этого реализуется и вторая задача власти – производство вооружений и третья задача – сбор налогов для прокорма «защитников», в коих бюрократический аппарат власти имеет гарантированную долю, а также и  массу привилегий для формирования касты госслужащих. 

Не один Ключевский доказывает нам, что варяги были призваны на Русь для обороны, как «защитники населения и охранители границ». Речь шла о военном найме. «Но наемные охранители, по-видимому, желали кормиться слишком сытно.» и любой ропот по этому поводу начали подавлять вооруженным путем.

Перед нами – ТОРЖЕСТВО СИЛЫ при образовании государства. «Укрепившись в обороняемой стороне, - пишет Ключевский, - нарубив себе «городов», укрепленных стоянок, наемные сторожа повели себя как завоеватели. Вот все, что случилось. Факт состоял из двух моментов, из наемного договора с иноземцами о внешней обороне и из насильственного захвата власти над туземцами. Наше сказание о призвании князей поставило в тени второй момент и изъяснительно изложило первый как акт добровольной передачи власти иноземцам туземцами. Идея власти перенесена из второго момента, С ПОЧВЫ СИЛЫ, в первый, НА ОСНОВУ ПРАВА, и вышла очень недурно скомбинированная юридическая постройка начала Русского государства.» «Вече северных племен, как-то собравшееся среди родовой усобицы и постановившее искать князя, который бы «владел и судил по праву», и обращенное к Руси депутатами веча приглашение идти «княжить и володеть» великой и обильной, но безнарядной землей – что это такое, как не стереотипная формула идея правомерной власти, возникающей из договора, - теории очень старой, но постоянно обновляющейся по ее доступности мышлению, делающему первые опыты усвоения политических понятий? Сказание о призвании князей, как оно изложено в Повести, СОВСЕМ НЕ НАРОДНОЕ ПРЕДАНИЕ, НЕ НОСИТ НА СЕБЕ ЕГО ОБЫЧНЫХ ПРИЗНАКОВ: ЭТО – СХЕМАТИЧЕСКАЯ ПРИТЧА О ПРОИСХОЖДЕНИИ ГОСУДАРСТВА, ПРИСПОСОБЛЕННАЯ К ПОНИМАНИЮ ДЕТЕЙ ДОШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА». Таков приговор Ключевского. Добавлю, что речь шла не просто о «детях дошкольного возраста», а о новом поколении Руси, оболванивание которого готовилось о особой тщательностью.

Самостийно став политической властью на Руси, князья с дружинами принялись покорять целые племена и территории. Замечу, что за спинами князей стояла религиозная резидентура, которая и воспела их деяния в писаниях, которая и провоцировала образование вождей на Руси – и пришлых, и вырощенных внутри гущи народной. Князьями становились, прежде всего, те, в ком возобладала «жажда власти», вскормленная священниками, как «промысел божий», призыв управлять судьбами народов. Возвышение одной из энергий в человеке, в том числе энергии власти, не было в традициях ведической Руси. Она жила принципами равновесия и гармонии. Отсюда и всем известная поговорка сложилась про князей: «из грязи в князи». Отсюда берет начало идея царя, как помазанника Бога, которому правду и неправду, пресловутую шкалу ценностей добра и зла внедряют в умы священники. В этом, собственно, и состоит идея симфонии властей. Фоном для нее является покорность паствы, покоящаяся на слепой вере. Зачем человеку (тем более рабу божьему) воспринимать мир собой, если всегда можно спросить у священника, как надо и как не надо жить. Он завсегда даст табе справочку о нужной строчке из священного писания и  мнение апостолов на этот счет присовокупит.  Религиозная идея власти и сама исходила из дихотомии мышления, и князьям прививала опыт казнить и миловать, деля мир на своих и чужих. Поэтому на совесть религии я отношу  образные и человеческие войны и их жертвы, утрату равновесия человеческим сообществом, потерю самобытности Русью.

И не утрата народного почтения к князьям, не утрата князьями «нравственного достоинства государей» стала причиной раздробленности Руси, как это выводит Карамзин. Просто разнузданная сила, положенная в основание государства, дала свои плоды. Других плодов и быть не могло, потому что была нарушена всеобщность, когда «По словам византийцев, древние славяне "не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим"[5]. Со временем, задавленный силою  «Умолк вечевой колокол во всех городах России», писал Н.М.Карамзин. Но это не значит вовсе, что «Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разногласия, а спасалась мудрым самодержавием».  Не значит, что народ не жалел и не спорил о своих правах. Это очередной МИФ ВЛАСТИ. И если бы этот миф был реален, то тогда не пришлось бы Карамзину утверждать, что «один час народного исступления разрушает основу ее (власти), которая есть уважение нравственное к сану правителей». Оказывается «Самовольные управы народа бывают для гражданских обществ вреднее личных несправедливостей, или заблуждений государя».

Оказывается, гражданственность держится на силе? (Оказывается, не только. Еще и на  гражданском просвещении темных народов.) Но разве не свидетельствует подобное изречение Карамзина о том, что якобы правильный порядок, но навязанный силой, ВСЕГДА САМ провоцирует дисбаланс и сам же разрешает кризис. И чем бОльшая сила была приложена  к изменению естественного хода вещей, тем страшнее народный бунт, для ревнителей силового государства «бессмысленный и беспощадный». Так и природе, восстанавливающей равновесие после силового антропогенного воздействия, мы приписываем слепую силу стихии, но не видим причин в собственных действиях, собственных ошибок. Мы упорно держимся за мифы о необходимости власти и ее централизации (на вершине пирамиды). Мы забываем, что сотворенный Богом  мир жив самоорганизацией.

Вам нужны еще свидетельства подмен в истории Руси?

Есть ли смысл приводить суждения Костомарова Н.М.[6] с одним выводом о том, что «варварский склад общественной жизни изменяется с принятием христианской религии, с которой из Византии - самой образованной в те времена державы - перешли к нам как понятия юридические и государственные, так и начала умственной и литературной деятельности. Принятие христианства было переворотом, обновившим и оживотворившим Русь и указавшим ей историческую дорогу.»?

Или разсуждения Соловьева Н.М.[7] о том, что «…в древности в этой обширной стране, которую мы теперь называем Европейскою Россиею, не было государства, не было сильного оседлого народа, и потому кочевые народы двигались свободно с востока на запад, занимали южную часть нынешней России и, собравшись иногда большими толпами, шли дальше, опустошали Европу», «Так как славянские племена жили отдельными небольшими родами, разбросаны были на обширных пространствах и ссорились между собою, то были слабы, не могли действовать вместе, заодно, собирать вдруг все свои силы для отпора врагам; нападут враги на одно племя, другие ему не помогают, и каждое порознь подчиняется чужому народу.» ?

Смысл исторических изысканий очевиден – навязать искаженную версию народу России о ее прошлом. Но можно, например, обратиться и к словарю В.И.Даля, который сохранил для нас смысл слова «окняжить - стар. завладеть чем, присвоить, говоря о князе, а тех ему деревень ни  окняжити, ни продати.»[8] И этого будет достаточно, чтобы понять, каким было на самом деле отношение народа к князьям. Меру объективности их власти выверяли бунты и крестьянские войны. А сама власть погрязала в заговорах и переворотах жадных до господства людей. Поразительно, но и для этого очевидного негатива философский гений Карамзина нашел якобы объективное оправдание: «Заговоры да устрашают народ для спокойствия государей! Да устрашают и государей для  спокойствия  народов!..»[9] Жестокий монарх или же очевидное безОБРАЗие для таких горе-историков, лишь «бич Божий». Как говорится, хоть плюй в глаза. Так зачиналась на Руси традиция валить на бога любое непотребство от дел человеческих.