Злое добро или доброе зло (6)
Вставая на один из полюсов мировоззрения и отторгая другую часть мира, религия за многие века и даже тысячелетия не сподобилась лицезреть Бога и общаться с Ним напрямую. Никто из служителей культа Бога не видел, не чувствовал, не ощущал и уж, тем более, не понимал Бога, потому что раз и навсегда был отсечен от сотворенного Богом мира стенами искусственно возведенных храмов, аскезой, принижением духа и чувствования. Разве что монахи (моно – одиночки) отшельники в скитах. Но и они осознанно отрезали себя от мира для постижения своей истины. Почему своей? Потому что не может ОДИН человек постичь смысл жизни всего человечества и предложить единый для всех выход к спасению. Каждый ищет свой путь. Общественное оправдание его отшельничества заключается в вынесении полученных откровений людям. Для выверения их общественной значимости. Иначе они общественно бессмысленны, т.е. полезны «не для всех».[1]
Даже ценой аскезы, жертвы гармонии и собственной жизни, монах не зарабатывает себе право на истину. Он только добавляет в копилку жизненного опыта человечества ОДИН из возможных путей понимания истины, причем абстрактный. Для того, чтобы стать жизненным, такой индивидуальный путь осмысливается обществом, коллективом, примеряется к решению задач единства. И, как правило, в единичном или групповом варианте такой путь оказывается не для всех. Это признают и сами служители культа. Но за этим стоит и формат самой религии, веры – быть институтом избранных. Это путь индивидуального личностного поиска, путь аскезы и отказа от земного бытия. Монах отказывается от единства начал, а потому не может испытать божественное состояние творения новой жизни. Смысл одинокой жизни – это однобокий взгляд на мир.
Будучи антитезой реальной земной жизни, монашество и аскеза переводят сознание человека в плен иллюзий загробного существования, как конечной цели земного воплощения, якобы вечного бессмертия. НА самом деле – это путь отказа от вечной жизни на земле и нового воплощения.
Вот вам простой пример выверения единичных истин всеобщностью: что будет с Землей, если все примут жертвенный или отшельнический путь спасения? Человечество исчезнет. А зачем оно тогда создавалось? Извините, но совершенное творение не создается в качестве объекта испытания или наказания. Гармония не реализуется в качестве антитезы и не отказывается от какого бы то ни было плана бытия, тем более материального. Она вбирает всё. Она воплощается не на черновик. Религия же твердит нам о неизбежном конце мира, который изначально уже был обречен. Есть даже такое утверждение – «человек с рождения начинает умирать». Где здесь Бог? Ау? Как говорится, полное «до свидания». Здесь вечность дана как антитеза жизни. Здесь господствуют смерть и тлен, помнить о которых нас постоянно призывают священнослужители.
Но т.н. «звездной родины», о которой говаривал Бл.Августин, у человека нет. Его родина – Земля. И не «град Божий» неземной надлежит ему строить, а сад райский воссоздавать на Земле, беречь и приумножать его. Если бы речь шла только о формировании нематериального замысла – логоса, КАК ПРЕДТЕЧИ земного воплощения ВСЛЕД, постепенного, но целенаправленного изменения, совершенствования реальности, тогда есть смысл говорить о вековых чаяниях людей о счастьи. Но речь-то о загробной жизни! Те, кто намоливает образ града Божьего, подпитывают сначала образ апокалипсиса, впуская в свои души разрушение. КАК ЖЕ НА ЭТОМ ФУНДАМЕНТЕ СТРОИТЬ ГАРМОНИЮ? В ее основе лежит УБИЙСТВО МИРА! Если бы речь шла о Гармонии земной на радость всем, раскрытии в ней величия предназначения божественного творения. Но вместо этого религия любую попытку к исполнению божественной программы творения гармонии на Земле считает для человека «искушением» и бессмысленной затеей. Но смыслом наделяет смерть и тлен.
Бердяев в своих рассуждениях о России часто подчеркивал, что "русская идея" - не есть идея цветущей культуры и могущественного царства, русская идея есть эсхатологическая идея Царства Божия", т.е. идея конечности судьбы мира и человека. Но спасительство вне процветания земной жизни, спасительство с неизбежным концом мира в небытии есть откровенная глупость.
Нищета духа, принижение творческого начала и «высокого гнозиса» в человеке, отказ от идеи цветущей культуры провоцируют унижение человека.[2] Хотя Бердяев при этом говорил о том, что в решении проблем духа между человеком и Богом не может быть помощи извне. Человек должен сам раскрыть то, что Бог сокрыл от него. Бог ждет акта свободы, свободного творчества. «Вероятно, Бог истекает кровью, видя, как внешне формально и рабски люди понимают Его волю и исполняют ее.» Бердяев задает главный вопрос: «Но откуда берется уверенность, что нет воли Божьей, чтобы человек был свободным творцом?» [3] Фактически же только в творческом преображении мира и является божественное начало в человеке. Только как религия может вдохновить человека на творчество, если смысл его и цель у нее всегда конечны и безисходны?
Нищета духа, исповедуемая церковью, не компенсируется ее социальным служением. И хотя сегодня церковь позиционирует себя с точки зрения «богатства убогих» - занимается приютами, школами, домами призрения, фактически она помогает людям выживать, но сохранять и воспроизводить нищету и социальное неравенство[4], она сама, как социальный институт несет ответственность за социальное неравенство в обществе.
Религия оперирует и другими условными полярностями (понятиями добра как АНТИТЕЗЫ зла, СВЯТОСТИ и варварства, православной веры и язычества, избранной элиты и толпы и пр.) и вообще постоянно только делит и делит. Кто-то делает первый шаг, противопоставляя себя миру и провоцируя мир автоматически, не успевая задуматься, встать в полярную позицию с обратным знаком. Каждая полярная позиция при этом абсолютизируется и доводится до тоталитаризма (согласитесь, что понятия всеобщности и тоталитаризма, все-таки, разные, так же как и понятия глобализации и универсализации), стремится превратить мир в подобие рычага. Здесь корень идеи мирового господства. Но кто-то ОДИН никогда не перевернет ВСЕОБЩИЙ мир рычагом индивидуализма.
До гармоничного равновесия полярностей никто не доходит. Борьба со злом, неверными, сектантами провозглашается как норма бытия. Воинственность религии – в ложной мировоззренческой парадигме сотворения мира, исходящей из разделения, а не соединения. Но, как говорится, из двух ссорящихся, сожалей об обоих. Правых в споре нет.
Одно из ключевых разделений религии – духовная культура и природа[5], в том числе земля. Следуя утвердившему в обществе мировоззрению, мы, например, привыкли считать, что природа удовлетворяет чисто биологические потребности человека в воде, воздухе, продуктах питания, а вопросы духовности – это сфера другого, неизмеримо более высокого порядка. Что земля – неживая, а если и живая, то не родная мать, а мачеха, урожай ее надо самим добывать себе напряженным трудом, силой и «битвой». Заметьте, и в этом вопросе мы опять возвращаемся к критериям силы и технологии, но не Образа, смысла и предназначения.
Мы уже не имеем возможности ощутить свою связь с природой, разве что только интуитивно, будучи, в особом душевном состоянии, поражены красотами восходов и закатов, лесов, водопадов и т.п.
[1] Монашество – опыт одиночества человека, сотворенного изначально существом общественным. Монашество, конечно, помогает человеку стать самодостаточным и отрешиться от навязчивого многообразия потребительского мира. Но оно не приводит его к Богу, хотя бы уже потому, что монахи не понимают природной гармония, сотворенной Богом, а ищут снисхождение благодати в молитвах в закрытых монастырях и кельях. Кроме того, монашество отрешает человека от исполнения главного предназначения человека – творения жизни, творения с помощью заложенных в человеке потенций, и, прежде всего, энергии мысли, формирования образа красоты и гармонии. Вне опыта родительства теоретизирование религиозного института по поводу семейных ценностей – демагогия. Кроме того, церковь сама устроена патриархально и эти принципы проецирует на семью, воспроизводя неравенство и господство в межличностных отношениях, в отношениях между Богом и человеком. Так она не привносит истину в жизнь людей.
Но монашество способно породить и рафинированная святость, отрешенную от физического мира, т.н. стяжание духа, религиозный снобизм. Отсюда и корни патриархальности - в отвержении гармоничного союза двух начал, в господстве одного (мужского) над другим (женским). Рафинированная святость не мешает золочению храмов на фоне запустения природы, обезлюдевания деревень и вырождения земли, на фоне импортных мерседесов митрополитов – их блаженств и высокопреосвященств (!)
[2] Православные священники считают, что нищета духа плодит смирение, принятие несправедливости, принижение творческого самобытного начала в человеке. Все лишения православный человек должен принимать со смирением — доверием к Богу. Чем больше лишений и невзгод претерпевает человек, тем ближе он становится к Богу. Русские святые и подвижники всегда поощряли аскетические упражнения воли и помыслов через пост, молитву, уединение, бдение и другие подвиги и лишения. Истинное Православное христианство есть самоотвержение. Русская Церковь учит, что аскетизм, хотя и в различных степенях и формах, является обязательным для всех христиан без исключения. И в то же время: по словам Иисуса Христа: “Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его”.
Возьмем к примеру православные посты, как традиция временного просветления и периодического погружения в мясоедство. На каждый пост верующий испрашивает благословление батюшки и лишает себя способности воспринимать мир собой. А череда постов и мясоедства раскачивает организм человека и этим разрушает.
[3] Н.Бердяев, Философия свободного духа, М., 1994г.
[4] В.В.Симонов Почем милость к падшим, интервью, Русский предприниматель, № 1 (2) 2002г.: «… Русская Православная Церковь сейчас - с точки зрения благотворительности как общественного явления - не столько реципиент, донор или посредник, сколько совестливый работник, считающий своей главной обязанностью вновь обустроить свой разрушенный дом и хотя бы сносно содержать свою семью (а в нее входят "отцы", и "дети", и живые, и мертвые - священники, и монахи, и прихожане). Поэтому сегодня благотворительные пожертвования в адрес Православной Церкви - это пожертвования и на реставрацию собственной истории и на то, чтобы возвратить Церкви ее место в обществе не только как его духовной основы, но и как одной из социальных опор».
[5] «Феномен веры в духовной жизни человечества также предполагает динамизм сознания, возможность катастрофического отрыва сознания от нашего природного мира и обращения к миру иному.
Можно отрицать предмет веры, но сам факт веры во внутренней жизни человека отрицать невозможно. И вот этот факт, занимающий огромное место в истории человечества, свидетельствует о том, что возможно изменение структуры сознания, что застывшее, обыденное, средне-нормальное сознание не есть единственно возможное сознание. Что мир религиозный открывается и создается известной направленностью нашего духа, есть в не меньшей степени факт, чем то, что открывается и создается мир "эмпирический" при другой направленности духа. Религиозный опыт есть в не меньшей степени опыт, чем опыт "эмпирический". Мир "эмпирический" не может претендовать на какую-либо особую реальность. Люди живут в гипнозе "эмпирической" реальности, и обращение к реальностям иного мира есть пробуждение от гипнотического сна. …Вера предполагает тайну, и без тайны нет веры.» Н.Бердяев, Философия свободного духа, М. 1994г.
Так мы получаем дискретность восприятия мира и обожествление одной из его полярностей.
Создано на конструкторе сайтов Okis при поддержке Flexsmm - накрутка телеграмм