Но, если посмотреть на мир глазами духа, то мир предстает живым, равновесным и разумным. Любой природный ландшафт – это не просто взаимосвязанная система микро- и макроструктур, это есть поле взаимодействий, взаимоотношений, насыщенное энергиями, их синтезом и особым качеством. Поле энергий, создающих определенную атмосферу, питающую не только и не столько тело человека, а его душу тончайшими эфирами – это язык Бога, который не творит бетон и пластмассу. Его логос, его творения - живые.

Поэтому не стоит рассматривать природу и ту же воду утилитарно. От того, что мы пьем и едим, что мы видим и слышим, зависит состояние нашей души. Потому что употребление пепси-колы вместо воды дает язву желудка, а родниковая вода – омолаживает клетки всего организма, грохот машин и шелест листвы дают разную настройку духа и мышления человека.  Дух воспринимает вибрации живой природы. (На мой взгляд, например, очищающего значения у колокольного звона нет. Это, если хотите, техногенные звуки по металлу. Они неестественны для природы. МалИновый звон испокон веков на Руси – это песни малиновки.  «Где внутри ваших крон все малиновый звон» - это песня про деревА, а не про церковь. Но определение оказалось подменено мАлиновым звоном по названию города Малин, в котором отливали колокола. Колокольный звон заглушит пение птиц, журчанье ручьи и шум листвы. Этот набат с перезвонами – рукотворен и мало способствует гармонии бытия, скорее, нарушает ее, так как воспроизводит звуки, противоестественные для природы. Бог-Отец не бьет в колокола. Он творит живые создания, способные иметь предназначение в природе и воспроизводить сами себя. Его творения прорастают сквозь асфальт первозданной наивной красотой и жизнью.). Но религия набатом пытается пробудить людей. Вряд ли такое пробуждение будет гармоничным.

Первый человек через физический мир, через живые творения Бога тоже был связан с Создателем. Человек, давая предназначение каждой твари, восходил к замыслу Отца, постигал гармонию на ощупь, в физическом мире различая материальные воплощения духа, их многообразие и взаимосвязь. Современные люди такой возможности, а потому и связи с Создателем не имеют. Они уже много лет умело отсекаются от живой природы искусственным миром техники. Но посредством веры и религии, «посредством посредников» (!) нашли себе временную опору божественного общения – рафинированную святость, отторгающую земной материальный мир. Религия и вера в тварном природном мире не видят духа и  глубины. У нас слово «тварь» стало ругательным. В религии есть лишь  действие Божьей благодати, «а это значит, что есть лишь Божий Дух». [1] Саму землю, почитавшуюся на Руси испокон веков «живой Кормилицей» христианские священники презирали, а людей с таким живым мировоззрением преследовали. Читайте внимательнее труд Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу».

Мир, перевернутый гордым человеком, вопреки божественному замыслу, несовершенен, направлен на разрушение изначальной природной целостности и божественных творений. Но все несовершенство современного мира амбициозными людьми приписано Богу вместо осмысления собственных поступков. Так, Бог у нас попустительствует злу, посылает человеку злые испытания и этим якобы являет свою любовь. Такие разсуждения мы слышим из уст людей, который сами отказались от полноценной жизни, семьи, рождения детей, а потому понимающие Любовь лишь теоретически, позволяющие приписывать Любви и Богу наказания и страх[2]. Извините, но, на мой взгляд, это глумление религии над Богом. 

В-восьмых, религия базируется на таинствах и ритуалах посвящения избранных. Поэтому даже традиционная для России религия – православное христианство, хотя и считает оккультными разного рода организации и движения, тем не менее, сама испокон веков покоится на таинствах, а потому представляет собой всего лишь ОДНУ из разновидностей оккультизма.

Но без понимания замысла Бога ВСЕМИ религия не продуктивна. Тайное знание для избранных («малого стада») – это не истина для всех. Всеобщность – одно из существенных качеств божественного замысла Творения. Именно всеобщностью и утверждается истина. Но всеобщность – это не тоталитаризм и не абсолют свободы. Это гармоничный союз многообразия, уникальных индивидуальностей и самобытностей. Но именно традиции оккультизма способствуют изоляции сознания людей, не дают им почувствовать отгороженность своего мировоззрения от других.  Именно оккультизм во многом отторгает от религии большинство здравомыслящих людей. 

Здесь, на мой взгляд, уместно привести высказывание о. П.Флоренского. «Одни исповедания живут на полной свободе, другие в огороженных парках, третьи в небольших, но высоко огороженных дворах, четвертые в узких башнях, пятые в юртах с темным дымовым отверстием, а у шестых над головою лишь небольшая щель.» «Но Небо, от которого получают Свет все они, не одинаковое над головами, а одно Небо. Видеть его, хотя бы сквозь щель, лучше, чем ничего не видеть. Это Небо есть Бог. Какая– либо вера в Него лучше безверия, ибо вера дает подлинное прикосновение к духовному миру».

Это называется по-русски «на безрыбьи и рак рыба» или выбор между плохо и очень плохо. Одним словом, паллиатив. Неполноценный заменитель, имитатор истины становится синонимом счастья. Поэтому, как ни кощунственно это звучит для священнослужителей, но «Бог один, а религий – до черта». Использовать религию только для отвода глаз, когда некуда «бросить взор» - слишком дорогое и небезопасное удовольствие для души. А стать полноценной составляющей жизни религия не может в силу собственных догматов. Они искусственно сковывают жизнь людей. Они извращают замысел Бога. Но догматы хороши только в таинствах.

Возможно, религия  - явление объективное в условиях тотального разделения мышления людей, но явление, безусловно, временное: костыли для человечества, сломавшего ногу. Костыли для мысли, извратившей истину. Для сросшейся кости-мысли такие костыли становятся обузой, они никогда не дадут возможности человеку мыслить самостоятельно, будут пресекать и блокировать  любую попытку организма  «встать на ноги».

Так, например, смотря в свою узкую щель, каждая религия перестает видеть возможность объединения людей и наличия в мире общечеловеческих ценностей. Вот мнение А.Кураева: «Человечество много тысячелетий жило, развивалось, но только на излете двадцатого столетия христианской истории узнало, что, оказывается, оно исповедует некие общечеловеческие ценности. Вскрытие, однако, показывает, что общечеловеческие ценности – это всего-навсего ценности среднего класса современного западного общества. А точнее – тех западных элит, которые издают СМИ для «среднего класса». Это уточнение необходимо, потому что во всех странах западного мира разрыв между ориентациями элит и собственно человека с улицы очевиден….

Например, одна из фундаментальных ценностей – жизнь. Вроде бы, действительно, жить – неотъемлемое право каждого  человека. Но что значит жить? Кто является живым, а кто – не очень? Каковы признаки жизни? Ведь с точки зрения очень многих культур человек, не прошедший религиозной инициации, посвящения, на самом деле – ходячий труп: в нем нет ни собственно человеческого, ни божественного начала. А сама физическая жизнь, для очень многих,   культур и религий мира, вовсе не главное…. Очень многие культуры исходят, скорее, из осмысления смерти, чем из провозглашения жизни абсолютной ценностью. Жить вообще стоит только ради того, за что не страшно умереть.

Так что не получается здесь общечеловеческого знаменателя.

Или, скажем, вопрос, свободы. Ее тоже понимают по-разному. К примеру, для буддистского монаха это – свобода  от себя самого, от своего «я», от своей самости. Нечто подобное скажет и христианский монах – и православный, и католический. И эта свобода никак не связана ни с конституциями, ни с политическим реформами, ни с референдумами, ни с парламентами.

Так что стоит лишь повнимательнее приглядеться к тому, что провозглашается общечеловеческими ценностями – и понимаешь: слишком разнообразно человечество, под какой-то единый катехизис его не подогнать. И это как раз та черта, о которой в свое время с восхищением говорил митрополит Илларион Киевский в «Слове о законе и благодати». Это был первый в мире писатель, который восхитился  разнообразием человеческих лиц и увидел в этом особое проявление Промысла Божия.

Лица людей, их сердца и умы действительно очень разнообразны.   Поэтому, когда я слышу разговоры о неких общечеловеческих ценностях, я, как советский человек, начинаю подозревать, что меня опять заманивают в какую-то казарму. И мне хочется «упереться рогом» и не идти. Особенно когда во имя  этих общечеловеческих ценностей  начинают бомбить  всех, кто мыслит иначе, и навязывать совершенно полицейскую цензуру во имя политкорректности.»[3]