Бог и Земля, как Отец и Мать, сообщали человеку Пра-времени заповеди образа жизни, творили культуру бытия. Это была и первая семья на Земле, и первая священная Троица. У них человек учился любви, им дарил ответное чувство. Сообразно с этим истоком, ключом к культуре человека и человечества является семья – не менее священная троица – мужчина-женщина и дитя. Именно в этой атмосфере передаются из поколения в поколения фундаментальные традиции культуры. Иван Ильин писал: «Семья есть первая родина», «хранилище национального духа и здорового правосознания». Потому что «…традиция передается верно и полно только в знак любви и заботы, то есть в семье.» «Как соты пчелиные состоят из запечатанных ячеек с благоухающим медом, так жизнь народа состоит из семей: каждая ячейка отделена и запечатана, и все-таки все они вместе сращены в единство; в каждой ячейке свой мед, но из этих медов состоит единый мед целого улья. Разрушьте ячейки — и вытечет мед, и распавшуюся вощину отдадут на переплавку...» Так строится государство, суть которого определяется культурой бытия, отношениями любви двух великих и равных начал. Здесь и вертикаль, и горизонталь всех взаимоотношений между человеком и мирозданием, и нет разделения на важное и неважное.

Поэтому я не приемлю разговоров и о духовности, как о некоем чистом духе, оторванном от бренной оболочки. Больше того, бренность телу сообщает именно оторванность духа! Дух, отторгающий воплощение, сам производит свою ущербность. Он не только принижает этим сотворенное Богом бытие, но и обрекает себя на вырождение, вечное развоплощение. Жизнь самозарождается в гармонии. Поэтому высшее право быть рожденным на Земле обретают те, кто ведут образ жизни в гармони и начал,  кто постиг земную красоту и являет миру любовь. Я люблю, и, значит, я дышу. Я дышу, и, значит, я люблю.    

Все сферы бытия человека взаимосвязаны. И я бы не стала выводить поэтому только природу истоком культуры. Всеобщность не позволяет мыслить частично. Поэтому и религия, и наука, и искусство, и много еще каких отраслей жизни и деятельности человека содержат крупицы истины, ибо они – тоже попытка осмысления мира. Сама же истина обретается в их единстве. Единство преодолевает дихотомию и частную субуъективность.    Единство образует поле для определения всеобщего смысла, предназначения и меры каждому явлению.

Рукотворное искусство в этом единстве не остается в стороне. Речь идет только о том, что всеобщей гармонией  всему определяется мера – общее предназначение. К рукотворному произведению искусства приложимы те же критерии, что и к живому творению. Во-первых, живое чувствование мира не позволит «творить» произведение из материи, содержащей живые вибрации духа. Ведь все живые природные явления  - творения Бога. Во-вторых, создание произведения искусства – это тот же процесс  наделения преобразуемого материала психической энергией, энергией души. Этим живы произведения искусства, как Галатея, оживленная Пигмалионом.  Ведь люди, приобщающиеся к такому искусству, приходят считывать незримую энергию, вложенную художником, чтобы умножить ее собственными впечатлениями. Люди подсознательно считывают то, испытывал творец, создавая свое произведение. Если за этим произведением стоит целостный образ, соединивший в себе все энергии души, то и считываться он будет всеми (так родниковая вода полезна всем без исключения!), и приумножать заложенные в нем энергии будут все, ибо душевные настрои людей окажутся созвучны не только между собой, но и с изначальными истоками, они придут в резонанс. Художник творит не для себя, а самовыражаясь, являет миру открывшееся ему и только ему новое понимание и чувствование гармонии. Ему нужна не публичность, а всеобщность. Всеобщность и дает право на жизнь, зарождая в душах людей порыв к вдохновению, воплощению открывшейся красоты и благодати. Художник, установивший такую вдохновенную связь с миром, как бы дарит ее всем. Любовь можно только подарить. Добровольно и бескорыстно. Только тогда обратным потоком энергии можно вдохновиться на новое творчество.

Работа же за деньги  или вознаграждение предполагает иные стимулы труда, причем именно труда, а не творчества. Творчество всегда добровольно. Оно – излучение души. А душе – не прикажешь. Но можно вдохновить. Как? Обращением к гармонии, сотворенной Создателем. Создатель не растрачивался на неживые творения. Поэтому мы вдохновляемся нерукотворными восходами, закатами, пейзажами и звуками природной гармонии. Для нас гениально то произведение искусства, которое вторит гармонии жизни.

Труд за деньги – это вынужденный  труд. Он не созидает, а исполняет, а излучение души не производит.

Но можно творить, а потом – от избытка – предоставить свое произведение   людям. Те, в чьих душах родилось ответное вдохновение, не останутся неблагодарными. Благодарность – это форма созвучия энергий  людей, созвучия сердец. Но не купля-продажа.

Конечно,  деньги и финансовые механизмы постоянно стремятся найти именно добровольное излучение души, чтобы поставить его себе на службу. Неживой механизм не может самозарождаться и сам себя приводить в движение. А движение – это жизни. Поэтому те, кто обслуживает денежный оборот, постоянно ищут возможность сделать живую энергию людей локомотивом денежного оборота. Мы не замечаем, как постепенно бездушная денежная «телега» становится впереди живой «лошади» и стремится задавать мотивы нашего выбора, поведения и волеизъявления. Бездушный механизм не имеет вдохновения. Он говорит  механическим «языком». Никогда деньги не вдохновят на творчество так, как это сделает живой человек. Но запутать человека в иллюзиях собственной всеобщности – могут.

Еще один момент. Сегодня стало «модным» идеализировать монашеский и монастырский быт. Конечно,  мотив денежного обеспечения людей, посвятивших себя (как они считают) служению Богу, далеко в этом случае не главный. Но он заменен институтом т.н. послушания.

Мы видим сообщения СМИ о том, что монахи сподобились творчеству – уходу за животными, рукоделию и пр.пр. Немало и монахов, трудящихся в миру. Все это преподносится, как достижение именно православного, монастырского быта, его преимущества.

Однако, на мой взгляд, мы, прежде всего, люди, а потом уже – по выбору – монахи или чиновники, художники или врачи. Творчество, открывшееся в человеке, свидетельствует  о врожденном стремлении людей к созиданию, установлению гармоничных отношений с живым миром, привнесению в жизнь красоты.  Именно монашеский образ жизни на этом фоне (к сожалению, нормальный образ жизни становится только фоном, оттеняющим религиозный, а не наоборот) является нонсенсом, т.к. не подразумевает ни добровольности, ни самостоятельности человека, ни осознанной свободы творчества. Институт послушания, по аналогии с денежным оборотом, стремится вдохновенные порывы людей поставить именно на СЛУжбу – поСЛУШание.

Но творить из мотивов послушания – ненормально. Душа не говорит на языке приказов и служб, даже если они сказано тихо и ласково, даже если такое служение назвать добровольным. Порыв души человек распознает сам и творит, сообразуясь с ним, а, фактически, с Богом. Это – сугубо индивидуальный язык общения, но общий для всех людей принцип восхождения к Богу через живое творчество. Никто не может устанавливать послушание для человеческой мысли, души, духа, кроме него самого, из чувства любви к миру и божественному совершенству, например. Труд из послушания – тоже вынужденный труд. Он не созидает, а исполняет, хотя и прикрывается зародившимся вдохновением человека. Он не производит излучения души. Он переводит его в ритуал службы. (В том числе и потому, что монастыри изолированы от живого мира. Они пестуют чистый дух, рафинированную духовность, отторгая земное воплощение. Что не мешало им заниматься селекцией и  даже изобретательством техники. Из любви к Богу?). 

Творчество, не нацеленное (не ставящее перед собой смысл) на излучение души, направленное ко всему миру, вообще не творчество. Ибо оно не творит жизнь. Излучение души «работает» на волне любви. А любая ущербность гармонии вносит в такое излучение искажения.  Люди в равновесном состоянии духа всегда способны ощутить и выявить фальшиво звучащую «ноту» под названием «не для всех». Она диссонирует. И первым делом нам дают ощутить это  наши чувства, совесть, порой, подсознательное ощущение дискомфорта. И тогда мысль человека автоматически включается на поиск причины фальши, путей ее исправления. Вопрос только в том, что  человеку не всегда оставляют право на самостоятельное и равновесное восприятие мира, чувствовать и осознавать гармонию, исправлять собственные ошибки.  Для этого силовыми методами, среди которых и  культура в форме пропаганды, провоцируется ажитация чувств, смятение мыслей, мозаичность восприятия, а в итоге – метания духа от полюса к полюсу.

Тот, кто становится проводником какофонии, разрушает, прежде всего, самого себя. Транслируя диссонанс в мир прямо и непосредственно, он мог бы исправит свою ошибку, получая от общества столь же непосредственную обратную связь – сомнения, отторжение, неприятие и пр. энергии. В них нет ничего негативного. Они выравниваются изначальный ошибочно завышенный импульс, уравновешивают энергии, заявившие о своей избыточной самости. Чем упорнее изначальный импульс «держится» за однополярную позицию, т.е. возвышаясь над другими, пытается подчинить себе остальных, тем  сильнее в равновесном мире срабатывает реакция   «анти».

Но силовыми решениями власти завышенные претензии одних на мировое господство превращаются в информационное оружие против других. Культура, внедряемая силой авторитета, оружия, власти, всегда обслуживает неравновесные образы – для равновесных не нужно применение силы. Силовая культура обслуживает власть силы.  Именно она ответственная за целенаправленное внедрение в души людей негармоничных вибраций, она заглушает голос совести, лишает человек самостоятельности.

В этом отношении хочу обратить ваше внимание на открытие, сделанное нашим соотечественником А.В.Бояршиновым – комплекс оздоровления человека на основе системы К.С.Станиславского – воссоздание светлых и чистых образов в душе человека и вхождение, вживание в этот образ. Она работает, потому что обращена к изначальной гармонии человека – совершенству творения Бога.

Любое отклонение от гармонии – и баланс оказывается нарушен. Начинает преобладать разрушение. Но оно вычищается, т.к. срабатывает самозащита.[1] 

Исторгая из себя заведомо негативные образы, с перекошенным балансом (вернее, с его отсутствием) и практически полностью распущенные (вплоть до полюсного состояния, называемого инстинктом), возможно, люди, доведенные, в том числе денежной матрицей, до ненормального состояния, пытаются «перекинуть» негативную энергетику на других. Ведь в одиночку с ней справиться трудно.  Она расТЛЕвает изнутри. Однако принять на себя  чужие страдания тоже может не каждый. Не каждый и должен. Именно в этом смысле я говорю о жертве Христа. Со-чувствие – в крови людей хотя бы уже потому, что все – дети одного Отца,  все мы живые и все мы созданы всеобщим организмом. Но, я уже говорила, что исЦЕЛить можно не столько сочувствием страданию (хотя страдание можно как бы разделить на всех – если радость на всех одна, на всех и беда одна), сколько вдохновением, возвращением человеку цели, предназначения жизни, яркими образами света и созидания, обращенными к изначальному божественному акту, воспроизводящими первоистоки. Вдохновение – тоже наше всеобщая потенция и реальность. Страдание очищает, но культ страдания порождает только страдание. А Вдохновение творит жизнь, ибо воплощается то, что гармонично замыслено в истоке.