В-шестых, религия поддерживает противостояние и борьбу начал. Но  абстрактным духом на Земле без Земли не проживешь. И, исходя из утопического идеала добра, победившего зло, ни земного, ни небесного рая не построишь. Не битвой создавался мир. Не в результате битвы он будет возрожден.

Надо целостно воспринимать мир, исходить из связи человека с Богом и из потребности преобразования реальной жизни во образ Творения, т.е. не оставлять без управления окружающий нас мир, но в каждых своих помыслах и поступках исходить из принципов Творения. Для этого надо возвращать людям целостный образ Пра-времени, чтобы мы вновь могли ощутить ТО состояние. А мы все время пытаемся исходить из текущего состояния расщепления мира в результате грехопадения.

Сегодня же лишь стоит завести разговор о равенстве людей или потенциальной возможности поиска согласия, как появляются оппоненты,  настаивающие на индивидуальном своеобразии личности и изначальном неравенстве способностей, на абсолютной свободе, сравнимой непосредственно с хаосом (сегодня это называется иногда и глобализацией). Но мы  все – дети одного Бога, единого Творения. Религия же  зрит в детях более и менее любимых. Одним она исповедует дары Господни, другим – наказания. Религиозные деятели, сберегая индивидуальность своих конфессий, практически полностью отошли от всеединства, дошли до отрицания общечеловеческих ценностей.

Безусловно, каждая религия - явление национальное. И я не склонна рассматривать ее только односторонне, как воплощенный негатив мира. Это тоже ОДНА ИЗ попыток выйти на путь истины. Как писал В.Розанов: «…обращение к религии, тревожное и тоскливое, с пламенною ненавистью ко всему, что его задерживает, и вместе с ощущением бессилия слиться в религиозном настроении с миллионами людей, которые оставались в стороне от просветительного движения новых веков. Пламенность и скептицизм, глухое отчаяние и риторика слов, которою, за неимением лучшего, заглушается потребность сердца, - все удивительным образом смешивается в этих порывах к религии. Жизнь иссякает в своих источниках и распадается, выступают непримиримые противоречия в истории и нестерпимый хаос в единичной совести, - и религия представляется как последний, еще не испытанный выход из всего этого.»  

Но это не отменяет потенциального единства народов. Даже если сегодня мы уподобим мировое сообщество хаосу, то и  в нем, как и в начале творения, уже заложена потенция к объединяющей идее, а уж, тем более, если речь идет о жизни Творения Бога, чей замысел всеединства и равновесия никто не отменял. Бог уже заложил наше единство Актом Творения. Отрицать его бессмысленно, все равно, что отрицать существование самого Бога, как идеи гармоничного упорядочения мира. Она все еще и как всегда очевидна в реальной жизни. Для тех, кто смотрит на мир не только сквозь материальные призмы, но «глазами духа».  

Но как только в обществе поднимается вопрос о целостности и единстве мира, первым провоцирует спор религия, обвиняя в невозможности стирания грани между добром и злом. Понятно, что она боится слепой всеядности и возврата человека к животному состоянию, а обществу – к хаосу. На этом разделении базируется исповедуемая религией дихотомичная система ценностей. Но давайте начнем с того, что человек творился не как животное и не как противостояние добра и зла. Низводить человека только до уровня одних инстинктов, значит, рассматривать его природу односторонне и ханжески. Выхода из нее к изначальной целостности в рамках самой религии при таком подходе нет. Как нет истины в противостоянии добра и зла, в победе одного над другим. Такой сомнительный образ может породить только раздвоенное мышление, оперирующее крайностями. Выход – в возвращении к целостности сознания и восприятии человека целостным и совершенным.

Истина не дихотомична. Поэтому она ничему не противостоит, а значит, для утверждения и дохождения до людей не нуждается в насилии, войне и силовой победе. Истина целостна и неделима на частное для кого-то одного за счет других,  в ущерб другим. Истина емка и поэтому равновелика, для каждого человека, народа преломляясь в самобытном восприятии.

Истинность любого явления определяется его соответствием, его вплетением в общий божественный замысел, его предназначенностью для всех, вечностью жизни. Если человек не отыскивает смысла в каком-либо явлении, это не значит, что его нет на самом деле. Объявлять отсутствие смысла – значит принижать Бога. Отвергать всеобщий смысл в каждом индивидуальном явлении  - значит отторгать Бога. Если смысл не очевиден, то искать надо «место» утраты меры гармонии, где изначально заложенный импульс  созидания, перейдя грань равновесия, перестал созидать жизнь и красоту, перешел в состояние, неподдающееся гармоничному осмыслению. Но гораздо глупее навешивать ярлык зла явлению, понять и разобраться в котором люди не смогли или не захотели.

Вот в чем суть грехопадения и основа его преодоления: в том, что первоначальное искажение образа мысли – дихотомия. В том, что образ жизни, построенный на дихотомичной системе ценностей, требует переосмысления и выправления. Увидеть источником накопившихся в своей жизни проблем собственные ошибки оказывается непростым процессом для горделивого человека, не привыкшего отступать, желающего идти только вперед, когда цель оправдывает средства. Но это – линейный путь, которому в гармоничной системе есть свои пределы. Истинная же цель гармонизирует и средства, и последствия. Однако человек искусственно вовлечен в гонку технического прогресса, заглушающего и голос совести, и голос природы. Лишь бы только не возвращаться к «излучине ошибок». Но гармония создана по другому закону – закону, не знающему только односторонних и бесконечно однонаправленных движений. 

Хочу привести любопытный пример: диакон А.Кураев в одном из своих интервью[1] приводит принцип христианской этики: «люби грешника и ненавидь грех. Грешника не надо терпеть. В том числе инакомыслящего, потому что идеологическое, мировоззренческое заблуждение – это тоже промах (а греческое слово «amartia», переведенное на русский как «Грех», буквально означает промах). Промахнувшегося надо не терпеть, а любить. И при этом ненавидеть его промах, его грех, его ошибку. Так что христианство призывает к гораздо большему, чем терпимость – к любви. Но при этом не обязывает со всем соглашаться и аплодировать всему, что мы видим вокруг: «Ах, это просто другой стиль жизни! Другая ориентация, другая религия – это нельзя осуждать». Ничего этого в христианстве нет. Люби грешника, но ненавидь грех!

Сегодня же нас пробуют сделать этакими интеллектуальными импотентами. Потому что, если человек не будет давать оценки и вести дискуссии, то это будет означать ампутацию его мысли. Ведь любая мысль, в конце концов, проводит различия, фиксирует их, пробует их аргументировать. Поэтому нынешние призывы к политкорректности, это на самом деле – призывы к безмыслию.»

Для человека, мыслящего полярно, любой отказ от аналитического противопоставления кажется параличом мысли.  Как будто синтетическое, созидающее  мышление и целостное восприятие мира ему никогда не было знакомо. А между тем именно оно заложено в нас изначально Создателем.

А.Кураев демонстрирует нам ненависть, которую он и ему подобные впускают в свои души. Цель? Якобы чистота, которая определяется ненавистью к греху. В чем конструктив такой позиции?

Смотрите: у человека сломалась нога. Мы любим человека, он ошибся, ему плохо, больно. Но мы всей душой ненавидим его ошибку. А смысл? Ошибку надо исправлять. Человеку надо помочь. Причем тут ненависть? Она только мешает. Тем более, что полноценное исправление ошибки – это понимание ее причин, осмысление и извлечение выводов, которые в дальнейшем не позволили бы повторить ошибку, позволили бы вобрать ее опыт. При конструктивном подходе ни одна временная ошибка человека и общества не является отрицательным опытом. (Как не является и абсолютным негативом религия и церковь. Это тоже реальный жизненный опыт, феномен определенной культуры, который надо осмысливать и использовать). В жизни вообще нет отрицания. Есть условности. Есть новые вопросы, требующие разрешения. И каждый такой вопрос способен подтвердить совершенство жизни, а не унизить его, если будет выверен с замыслом Создателя. Так причем здесь ненависть ошибок и греха?

Так мы и в школе, решая задачи по математике, должны ненавидеть свои ошибки? Но так мы ничему не научимся.

В ситуации же с грехопадением человечества однажды СЛОМАЛАСЬ МЫСЛЬ. Она уже много веков требует исправления, сигнализирует о неисправности механизмов общественной жизни все более глубоким кризисом, парализующим человечество, но не находит ответов. Вместо этого она получает религиозную ненависть к ошибке в душе верующего человека. Конструктива от этого нет и не может быть. Ненависть как линейная, однонаправленная сила, есть продукт и следствие  раздвоенного сознания. А из него выхода к Богу  и истине не найти. Впускающий в себя ненависть от ненависти и погибнет. Так зло сражается с самим собой.

Перефразируя известного русского философа Ивана Ильина[2], можно сказать, что человечество должно возобновить свою тысячелетнюю работу над органическим примирением «царства Божия» с реальной жизнью. «Но обрести это примирение нельзя … посредством новой синкретической «идеологии» … Здесь необходим не новый способ «устроения», а новый способ жизни.

Этот новый способ духовной жизни может быть обретен и осуществлен только в результате великого общечеловеческого подъема и длительного напряжения, которое примет черты религиозного обновления сразу. Сущность его будет состоять в восстановлении подлинного и непосредственного общения с безусловным предметом, и потому, в освобождении и обновлении духовного способа жизни. Живым и подлинным, страдающим и обновленным опытом должны быть обновлены лично-душевные корни нашей религии – христианства …  Это будет эпохой великого разочарования в ложных путях и великого отвержения мертвящих установок и предрассудков. Но из огня этой эпохи родится новая религиозность …  и новый человек.»

Нам надо не ненавидеть грех, а понять в чем ошибалась первоначальная мысль, его спровоцировавшая. Где, на каком рубеже мы допустили, чтобы изначально позитивный и совершенный импульс разнуздался и перешел в свою противоположность? Понять целостным мышлением, гармонизирующим и растворяющим ненависть. Понять всеобщими усилиями всего человечества. Для этого и нужна толернатность, товарисч Легойда. А иначе мы превращаемся в наездников-погонял самих себя, которые ненавидят собственную природу и сами себя хлещут пощечинами. Да только без толку. Осознание от этого не наступает.

Любая ошибка человека – это повод к углублению истины, которая, открытая вновь, будет вбирать в себя «испытанное мной», «я обогащен своим опытом, хотя бы опыт этот был мучителен и ужасен и я должен был победить разверзшуюся в нем бездну силами не только человеческими», как писал Бердяев.[3]

В-седьмых, вера – это АНТИТЕЗА сомнению. А со-мнение – это мнение всех, которое доводит индивидуальную мысль до всеобщности, выверяет ее земным воплощением. В том числе  равновесием всех  со-мнений. Со-мнение позволяет установить, выверить пределы индивидуального побуждения, определить ту грань, за которой созидательное начало способно перейти в свою разрушающую противоположность. Словом, позволяет общими усилиями увидеть тот Рубикон, перешагнув который наши добродетели могут обернуться нашими недостатками, наши благие намерения – адом. Именно со-мнения позволяют ВСЕМ ВМЕСТЕ УСТАНОВИТЬ БАЛАНС. Если какая-либо идея лишена со-мнений, она превращается в частный или групповой абсолют, панически избегающий всеобщности. 

Можно, не сомневаясь, чесать в одном направлении напролом, забывая о людях. А можно, усомниться в абсолюте такой свободы собственной мысли, если думаешь о родных тебе всех людях, ставишь себя на их место.  Этими со-мнениями и определяется чистота твоих помыслов. 

Так, исторически ЧАСТЬ людей условилась признать существование Бога без доказательств, по вере, по традиции предков. Тем самым они сразу же заняли определенный для себя мировоззренческий полюс: «да, Бог есть». Согласитесь, постановка вопроса не просто примитивна, она не дает конструктива. Если верить, что бог просто есть, то не надо его понимать, надо просто вверить ему свою судьбу, став рабом чужой воли. Замени таким людям образ Бога и они последуют за новым пастырем послушно, ровными рядами. Для такой жизни не надо даже вставать утром из постели.

Такая позиция  мнение других – со-мнение – не содержала. Она провозгласила приоритет собственного взгляда, индивидуальности и свободы. Она стала выстраивать мир по своему образцу, деля людей на верующих и неверующих.  Пусть так.

Но даже если вера в Бога символизирует приоритет духа над материей, она, тем не менее, не возвышается до ощущения гармонии. Она отходит к одному из полюсов дихотомии дух-материя, к духу, ассоциируя его с понятием святости, объявляя другой полюс – материю – грехом, злом или варварством. Представить гармонию в единстве начал религия не может, а если и делает это, то принципу неравенства, по сути, пирамиды. При этом религия опирается только на один полюс дихотомии – дух. Земная жизнь в ее материальном воплощении отторгается. Чтобы найти замену для смысла божественного творения, земное существование объявляется испытанием перед вечным слиянии с Богом в небытии.[4]

Да, в нас есть частица Бога и она нематериальна, это дух, вдохновение жизни.  Но дух вдыхался в тело. И тело наше – тоже творение божественное, как храм души, как лик гармонии. Земная природа – тоже лик гармонии всеобщего порядка. И равновесие божественное творение получило именно в гармонии формы и содержания – тела и духа, замысла и воплощения.