2. Внешняя характеристика творения, оказывается,  не совсем утрачена для нас в исторических (летописных) источниках. Достаточно обратиться к мифам разных народов, которые в большинстве своем оказываются поразительно едины в принципиальных моментах.

2.1. Так, мифы народов мира именуют мир до творения Хаосом, а процесс творения – Космосом, предполагая, что отличие второго от первого характеризуется упорядочением и организацией. В этом и заключают они предназначение самого творения - упорядочение.

Пусть так. Хотя единый Образ упорядочения все так же не ясен вне цели. Он представляет собой технологию, но не замысел.

2.2. Именно этот организованный Космос, замкнутый на самого себя, противостоит неорганизованному, бесформенному Хаосу. Мы получаем сам акт Творения Божественного мира, как АНТИТЕЗУ, принять которую не всем радостно и приятно.

Логично ли, что сотворение новой жизни обязательно должно исходить из антитезы? Думаю, нет. Ведь не менее логично предложить и альтернативу – творение мира исходя из идеи согласия, стремления к согласию, потенции к согласию, заложенной в Хаосе предизначально.

2.3. Но, абстрагируясь от возможных альтернатив, предлагаемая нам в качестве исходного пункта Творения антитеза, еще и воинственна. Не для того ли, чтобы отсечь возможные альтернативы? Она порождает борьбу, битву Создателя за сотворение с Хаосом или его персонифицированным ликом. В соответствии с этим сражения, битвы и войны мирской жизни якобы имели сакральную причину и были оправданы иррационально, сакрально – периодическим новым возобновлением конфликта для  воспроизведения образцовой модели[1] бытия. Каждый всемирный потоп сопоставляется с новым «крещением» мира. И признается абсолютно нормальным явлением!

Мотив битвы и победы положительного божества в единоборстве с отрицательным является, по заключению ученых «поздней, но, тем не менее, исконной версией».

Когда произошло это деление мира на плюс и минус, положительных и отрицательных героев?

Религиозная традиция вводит борьбу добра со злом только после грехопадения Адама и Евы, т.е. помещает точку насильственного изменения мира в период после акта Творения. Но по древним мифам выходит, что изначальное разделение мира произошло еще до Творения?

В таком случае, яблоко Адама и Евы есть плод Хаоса, до-божественного противостояния. Но как такая частица Хаоса могла попасть в Рай, если Хаос и Рай абсолютно противоположны? Никак. Она могла попасть только в случае, ЕСЛИ БОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЕНИЕ УРАВНОВЕСИЛО ПОЛЮСА В ЕДИНСТВЕ. Тогда эта самая частица не была в Раю анти-частицой, а была таким же, как и все элементом гармонии, со своим предназначением. Все встает на свои места, когда оказывается, что разделение мира на полюса – есть лишь результат поздней человеческой мысли. Пусть не во всем истинной, но воспользовавшейся предоставленной свободой выбора. Результат полу-правды. 

Так что же было изначально? Порядок или Хаос?

Для человека, погруженного в традицию расщепления мира, ответ всегда полярен. Если он стремится к Порядку, то первичен был Хаос и божественный силовой передел мира. Даже если он стремится к порядку, то для него любой порядок – это антитеза, это борьба за установление новых принципов. Поэтому из прошлого в качестве истока он всегда выберет Хаос и тем породит лишь очередное разъединение мира, как образ цели своих действий и образ жизни.

Но мне этого недостаточно.

Для меня был Хаос и была сотворена Гармония. Как их соединить? Непременно насильственным переделом? Нет. Гармония – это не монополия. Силой она не устанавливается. Силой устанавливается только господство. А на любую силу всегда найдется другая сила. И так бесконечно силы могут меряться мощью, только гармонии не наступит при господстве ни ОДНОЙ из них. Гармония – это творения сразу для всех. Именно поэтому его не надо поддерживать новым импульсом творения, толчком, флюидом. Гармония потому и способна самовоспроизводится, что в ее сотворении участвуют все.

А сакрализация насилия могла родиться только как извращение ума.   

Поэтому Порядок не обязательно является следствием насилия и смерти. Порядок - не антитеза Хаосу. Потому что и Хаос может быть предтечей Порядка, содержать потенцию к нему. А почему нет?! Если мы смогли предположить образ Хаоса как антитезы Гармонии, то почему, исходя из примитивной логики, не предположить и альтернативный образ Хаоса – как потенциального единства мира, которому не хватало естественного обозначения объединительной Идеи? Что в этом  предположении уж такого нелогичного? Во всяком случае, она характеризует носителя самой Идеи – Бога - с точки зрения его СО-зидательных стремлений.

Нам же все время стараются подменить образ Бога.

Кроме того, мы, как то, не отдаем себе отчета в собственных словах (воистину, Слово само по себе пусто без изначального Замысла). Хаос, олицетворяемый то Змеем, то Драконом, то аморфной водной или иной стихией, бездной, скрывающей неведомые силы и одновременно зародыши различных форм, в принципе, не может иметь персонального лица. На то он и Хаос, что беспорядочен и не имеет внутренней объединяющей идеи. Хаос со своим внутренним порядком – уже не Хаос. Хаос с присущим ему Беспорядком – не имеет формы и безличен от природы. Поэтому нет никакого мирового дракона. Нет необходимости борьбы с ним. Нечему противопоставлять божественное творение. Бездна – ничто с точки зрения формы и содержания. Разве не логично?

Поэтому и только поэтому в Хаосе нет полноценной жизни – гармоничной и самовоспроизводящейся.

Но ученые и мифографы с упорством убеждают нас, что Бог для сотворения мира должен был проявить грандиозную СИЛУ-НАСИЛИЕ, могущество и ВЛАСТЬ для ПОКОРЕНИЯ Хаоса, расчленения его тела и использования его тела как первоосновы для будущего Мира. «Творению предшествовала ДЕМОНСТРАЦИЯ БОЖЕСТВЕННОЙ СИЛЫ, НАСИЛИЯ КАК ЕДИНСТВЕННОГО СПОСОБА ПРОЯВЛЕНИЯ ВЛАСТИ, известного древнему человеку».[2] При этом борьба и жертва, по мнению таких «ученых-жертвенников»,  одинаково присущи этапу творения мира.

Мне дико!

Кто из нас задумывался над такими вопросами как:

Почему наличие сюжета об убийстве и расчленении Хаоса в мифологии автоматически признается исходным пунктом, а не более поздним сюжетом?

Почему сотворение новой жизни ОБЯЗАТЕЛЬНО должно исходить из чьей-либо смерти?

Давайте вспомним, хотя бы, Достоевского и Розанова[3]: «В "Пушкинской речи", так запомнившейся в России, Достоевский, обращаясь к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин», спросил: "Чем успокоить дух, если позади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок?.. Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот, представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только одно человеческое существо, мало того -- пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца ее не знает вовсе, уважает ее, гордится ею, счастлив ею и покоен. И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести это здание. Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на одну минуту, что люди, для которых выстроили это здание, согласились бы принять от вас такое счастье?"

Вот почему наша русская литература духовна. Потому что она исходит из гармонии,  целостности восприятия мира. Для нас в истоке творения мира убийство лежать не может. Но этот образ нам привносится культурами других стран. Он зовет нас что-то осмыслить и дать свой ответ на этот зов. Не эхом повторять его. А именно ответить, выявить Истину. Почему именно нам? Потому что мы меньше, чем другие страны и народы утратили способность быть целостными.  Потому что мы мыслим всеобще. Если гармония – то для всех сразу. И эта способность у нас – отголосок изначальной традиции Творения. 

Розанов продолжает: «Речь эта, и в частности приведенное место ее, чрезвычайно запомнились. Действительно, тут поставлен некоторый кардинальный вопрос: можно ли вообще на чьих-нибудь костях, и даже проще -- на чьей-нибудь обиде, воздвигнуть, так сказать, нравственный Рим, вековечный, несокрушимый? Или, еще острее поворот спора: если некоторый нравственный Рим, с предположениями на вековечность, построен на чьих-нибудь костях, но так искусно и с такими оговорками положенных, что не минуту, не год, но века человечество проходило мимо этих костей, даже не замечая трупика, отворачиваясь от него, презирая его, хотя о нем и сознавая все время: то вправе ли мы долее считать и надеяться, что этот уже воздвигнувшийся Рим вековечен, имеет вечное и согласное себе благословение в сердцах человеческих и благоволение свыше?.. Вот вопрос, вот критерий.»

Замечу, кстати, что древнерусские ведические образы в основе творения мира убийство, чью-либо смерть и насилие, подчинение не моделировали, они были гармоничнее и созидательнее. Боль и смерть, страх и поклонение, страдание и жертва, как истоки творения, пришли на Русь с запада, как, впрочем, и многие более поздние «сказки с плохим концом».